Опустив глаза вниз, Галина увидела, что у одного из пассажиров в вагоне метрополитена на ногах одеты очень странные ботинки. Подошвы на них утолщались ближе к пятке.
Возникло такое ощущение, что у мужчины на ногах копыта, которые он тщательно скрывает при помощи обуви. По инерции посмотрев дальше, на ноги других пассажиров, Галя с каким-то нехорошим внутренним ощущением вдруг поняла, что у всех пассажиров на ногах такого вот типа обувь.
Как будто все они были парнокопытными, вдруг решившими притворится людьми и поехать в метро на большой веселый карнавал.
Где будут ловить случайно затесавшихся в их ряды людей, сажать в крытые машины и увозить на загородные человекофермы.
С большим трудом сохраняя контроль над своим лицом, Галина выскочила на остановке, поднялась наверх, отдышалась, огляделась, поняла, что на родной питерской улице все те же животные, буквально за час захватившие город, и побежала в в открытую радиостудию.
Такие студии поставили во всех районах города, чтобы обманутые люди заходили в них и в микрофон рассказывали о своих проблемах или благодарили животных-узурпаторов за новую счастливую жизнь.
Таким образом животные хитро выявляли недовольных и тут же забирали их на опыты в свою лабораторию, которая находилась под детским театром.
Там они пытались понять, как устроен человек и почему он умеет оборачиваться то веселым пищащим поленом, то железным неуязвимым идолом, стоящим в городском парке и простершим руки в неласковое хмурое небо.
А чтобы из пыточных казематов не доносились голоса подопытных жертв, в дни исследований спектакли шли непрерывно, актеры нарочно говорили громкими вихляющимися голосами, музыку врубали на полную, и дети уезжали из театра одуревшие и дезориентированные.
Но это были уже не дети. Детей давно вывезли на фермы.
Проклятые звери катали в автобусах своих зверенышей, одевали им костюмчики и завязывали большие белые банты.
Они лишили нас всего.
читать дальшеПрошлого, будущего, шипящей газировки и дома престарелых артистов.
Галина уже не говорила в микрофон. Она кричала, чувствуя себя вселенской матерью: " Организовать отряды самообороны. Захватить зоопарк, дельфинариум и цирк. Лишить животных опорных пунктов. Заставить всех ходить без обуви. Вообще, запретить обувь всегда и везде. Всех артистов детских театров уничтожить, как пособников. Взять в заложники слона в зоопарке - он у них лидер и мозговой центр. Срочно ввести цензуру. Попытаться склонить на свою сторону одомашненных животных. Вегетарианцев расстреливать на месте. В кармане у каждого вегана лежит зеленая ракета - он наводит на цель хищных птиц. Не щадить никого, раздать гражданам оружие. Те, кто готов умереть за гордое звание человека, организовывайте отряды самообороны, начинайте городскую герилью", - голос Галины возвышался и уходил под самое небо, ее, вероятно, слышали даже космонавты.
"Космонавты - вдруг пронеслось в сознании - проклятый слон точно все просчитал, и вместо космонавтов космический борщ из тюбика, наверное, давно ест переодетая газель, управляя людьми из космоса и пытаясь связаться с внеземным разумом и вызвать оккупационные инопланетные войска.
Ужасные звери давно все просчитали, просто они копили силы, ждали удобного момента. Один Корней Чуковский предвидел опасность, он писал пророческие стихи про злого крокодила, но животные поймали его на улице Бармалеева, зверски умучали и потом много лет вместо Корнея Ивановича в его кабинете жил большой жук-богомол.
Он одевал пиджак поэта, гладил жену поэта, пил чай на даче в Переделкине, общался с диссидентами, а сам усмехался в омерзительные хитиновые жвалы - диссиденты, сами не зная того, работали на преступного слона из зоопарка, а нигерийские пескорои уже давно рыли подкопы под Кремль и Белый Дом."
От понимания истинного хода новейшей истории у Галины выступила испарина на лбу.
Внезапно она спросила сам себя, почему она еще жива, и ее не убили распоясавшиеся звери как будущего лидера человеческого сопротивления. Взглянув в окно радиостудии, она тут же получила ответ на свой вопрос. Мерзкие трусливые животные побоялись схватить будущую Жанну Д"арк открыто и подогнали машину скорой помощи, из которой уже выходили, злорадно ухмыляясь, гепарды в белых халатах. Страховать их подьехали обезьяны в полицейской машине.
Галя все разом поняла, но решила живой в руки им не даться, а уйти красиво, прихватив с собой как можно больше врагов. Но выглядеть надо хорошо.
Даже мертвой, растерзанной когтями и зубами. Она достала зеркальце и, страшно закричав, бросила его на пол. Оттуда на нее смотрела добрая индоутка. Они успели. Слон догадался, подал команду на орбиту, и газели-космонавты ударили мощным направленным импульсом. Звериная хунта шла на все.
Галина-индоутка бросилась к запасной двери и дворами выбралась к парку. В процессе бега она пыталась идентифицировать себя, но ни утиное ни человеческое не брало в ней вверх. Бежала она еще как женщина, но руками махала как одомашненная птица.
Запыхавшись, Уткогаля прислонилась к старой липе, наклонившейся над парковым водоемом.
И увидела его.
По воде плыл жирный коричнево-зеленый селезень-красавец с задорным хохолком. Они встретились глазами. Утка скинула туфли и стала спускаться к водоему. Остатки Галины что-то кричали про заговор, реконкисту и уход в лес. Но чем ближе индоутка подплывала к городскому селезню, тем крики становились слабее. А потом и вовсе стихли.
Когда санитары со Скорой и приехавшие им на помощь полицейские, прочесав весь квартал в поисках яростной хулиганки из открытой радиостудии, вышли на берег пруда, они обнаружили валявшиеся на берегу женские туфли.
В заросшем тиной углу пруда громадный селезень топтал дико верещащую утку, а прочие утки встревоженно плавали по переломанной ряби воды.
И больше не было ни души. Медики погнали дальше по срочным вызовам, а полицейские позвонили водолазам и уселись на бережку, дымя сигаретами и молча наблюдая за нескончаемым актом размножения утки и селезня.
- Сколько же он может... Откуда у него столько сил... - задумчиво сказал лейтенант.
- Животные... они другие... Селезень может топтать по десять-пятнадцать уток в день - наставительно сказал прапорщик, расстегивая кобуру.
Он уже с самого начала дежурства чувствовал в себе что-то странное, какое-то томление духа.
То ему казалось, что он понимает, о чем говорят чайки, прилетавшие с залива покормиться на помойках, то среди полицейских переговоров по УКВ он слышал вдохновенные проповеди Слона, которого безжалостные люди выставили в клетке посреди города как Спартака перед казнью.
Выстрел прозвучал глухо и как-то сыро.
Лейтенант завалился набок, издавая бессмысленное клекотание и пузырясь кровью на губах.
Стремительно ускользающий прапорщик еще успел подумать, что пуля, похоже, не вошла точно в сердце, а задела легкое, но селезень, скинув ботинки и ненавистную человеческую форму, переваливаясь с боку на бок, плюхнулся в пруд и поплыл к двум уткам, отплывшим чуть в сторону, выбирая. с какой из них он начнет.
Утки кокетничали, а их подруги шутливо кричали селезню, чтобы он выбирал ту, которая попестрее - утки, собравшие в себе беспорядочно-разных родителей, лучше топчются.
Но селезень это давно знал. С самого детства, когда мать, собрав их у пруда под Новороссийском, обьясняла несмышленным птенцам, что им делать в жизни и как выжить.
Мать - это святое для каждого порядочного животного.
(ц) vk.com/fm_00_00